"Этот меч защитит моих детей и детей моих детей" Токугава Иэясу, основатель династии Токугава
ЛЕГЕНДА
Старый разжиревший Токугава Иэясу мог позволить себе расслабиться: враги повержены в битве при Сэкигахаре, неприступный замок Осака, в котором окопался сын прошлого сёгуна, пал, а Япония медленно сползала в сонную эпоху Эдо, наполненную верными долгу самураями, тонковыйными гейшами, седовласыми мастерами чайной церемонии и хрустом французской булки…
Благолепная атмосфера процветания и привела к тому, что в чудесный 21-ый день первого месяца 1616 года, Иэясу обожрался нежнейшими морскими лещами, обжаренными в кунжутном масле, и быстро впал в болезненную немощь желудочно-кишечного тракта. Злосчастный недуг привел в замешательство местных врачей: бабушкины рецепты не сработали, а плана Б на случай неудачи не имелось. Превозмогая боль и рвотные позывы, Иэясу принялся готовиться к смерти.
Первым делом он послал за слугами, своими и божескими: священником школы Тэндай Тэнкаем (天 海), священником школы Риндзай Судэном (崇 伝) и сыном своего любимого вассала Хондой Масазуми (本 多 正 純). Не отличаясь излишней скромностью, Иэясу постановил прибывшим вассалам похоронить себя в усыпальнице Kunōzan-Tōshōgū (久 能 山, префектура Сидзуока), а позже установить в Никко (日光, префектура Тотиги) пагоду в свою честь. 15 числа того же месяца он также призвал своего камергера (o-nando-ban, 御納戸番) Цузуки Кагэтада и слабым голосом прошептал свою последнюю волю — последний раз взглянуть на меч сохая но цуруки (ソハヤノツルキ), что и было исполнено.
Вдоволь налюбовавшись мечом, он потребовал к себе местного судью (machi-bugyō, 町奉行) и по совместительству превосходного тестировщика мечей Хикосака Мицумаса (彦 坂 光 正) и все тем же слабым голосом приказал: «Ежели буде при тюрьме лихой человек, достойный смерти, не медля ни минуты, разрубить его сим мечом. А коли не буде такового, боле никогда на сем мече тесты не чинить!».
Не случалось еще такого в истории Японии, чтобы по приказу сёгуна нельзя было найти разбойника, приговоренного к смерти. Мицумаса довольно быстро его нашел и еще быстрее разрубил. Истомившийся ожиданием Иэясу с жадностью впитывал слова пораженного Мицумаса: «Я испытал меч, мой господин. Он с легкостью разрезал тело преступника и даже воткнулся в землю под ним. Поистине ужасающе острый клинок!». Мицумаса приблизился к ложу сёгуна в поклоне передал Иэясу острый меч. Сёгун несколько раз взмахнул кладенцом и с величайшим удовлетворением тихо прошептал: «Этот меч защитит моих детей и детей моих детей». Запечатлев в нитях судьбы столь оптимистичное пророчество, старый сёгун отдал свой последний приказ — после его смерти перевезти меч в усыпальницу Kunōzan-Tōshōgū. Exit и RIP Токугава Иэясу.
Но почив в бозе, Иэясу не почил в духе, продолжая давать указания и после своей смерти. Мишенью для своих посмертных указаний он почему-то избрал городского привратника (jōban, 城番) Сакакибара Киёхиса (榊原清久). Последний сопровождал погребальную процессию Иэясу и на одном из привалов возле Ходзё (北条, Префектура Фукуока) решил немного вздремнуть. Иэясу явился ему во сне и предложил сменить имя на Терухиса (照 久). Пробудившись ото сна, Киёхиса посчитал это доказательством того, что Иэясу еще не покинул его сердца. Глубоко тронутый посмертной заботой господина, он последовал рекомендации и переименовался в Терухиса. Под этим именем он выполнил и второй приказ умершего Иэясу.
Тут теперь главное не запутаться в приказах Иэясу. Как мы помним, еще при жизни он повелел отдать меч на хранение в усыпальницу Kunōzan Tōshō-gū и расположить его так, чтобы он своим кончиком смотрел строго на запад. Уже тогда старый сёгун предвидел проблемы, которые могут придти с запада и старался заранее прикрыть тылы с помощью великого меча. И действительно, не прошло и двадцати лет, как на Кюсю вспыхнуло восстание Симабара, что уже о ту пору спокойных времен считалось возмутительным расшатыванием скреп и делом доселе невиданным. Однако охламоны из секретариата сёгуната своевременно просьбу сёгуна не выполнили, меч кончиком на запад в храме не поместили и вообще учинили неуважение к старшим. Посему Иэясу вновь пришлось вмешаться в дела, явившись во сне к уже известному нам Терухисе со вторым посмертным приказом, суть которого заключалась в том, чтобы срочно отправить меч на линию фронта и успокоить тем самым разбушевавшихся либералов Кюсю.
Медлить было нельзя и Терухиса бросился выполнять все полагающиеся действия: покинул усыпальницу Иэясу, спустился к морю, провел ритуальное омовение, забрал меч, снова поднялся на гору, проник в усыпальницу и расположил меч так, чтобы кончик его смотрел строго на запад. На всё про все у него ушло ровно 4 месяца, что довольно быстро даже по современным японским меркам принятия решений. И, о чудо: восстание быстро потопили в крови, а по японской земле пошли слухи, что в успехе виноват меч сохая но цуруки, который на самом деле является не просто мечом, но синтаем (神 体) — вещью божества, т.е. в нашем случае — божества Иэясу. С тех пор сохая но цуруки особо почитался как служителями культа, так и простыми самураями, ибо на деле доказал свою магическую дееспособность.
ИСТОРИЯ
Согласно устоявшемуся мнению, Минамото но Ёритомо передал его основателю рода Мисюку (御 宿) из местечка Мисюку в провинции Суруга. Во время осады замка Осака, Мисюку Масатомо (御 宿 政 友), воевавший на стороне Тоётоми, был разбит и пал смертью храбрых. В качестве компенсации за выбор неправильной стороны конфликта, его сын Гензаэмон Садатомо (源 左衛 門 貞 友) вручил меч Иэясу.
Согласно другому мнению, меч перешел от Кацураямы Нобусада (葛山信 貞), шестого сына Такеды Сингена (武 田信玄), к двоюродному брату Нобусады — господину Масатомо. Отец Масатомо Мисюку Томоцуна (御 宿 友 綱) был наместником семьи Кацураяма и, по совместительству, опекуном несовершеннолетнего Нобусада. Такеда Синген, в свою очередь, являлся потомком клана Кай-Гэндзи (甲 斐 源氏), который ведет свое начало от рода Минамото, а следовательно круг снова замкнулся на Минамото но Ёритомо, упоминавшемся в предыдущем абзаце.
Тем не менее, некоторые исследователи утверждают, что сохая но цуруки никакого отношения к прославленному Минамото но Ёритомо не имеет, а является просто работой мастера-мечника Мицуё (光 世), который творил в эпоху Shōhō (承保, 1074-1077) в местечке Миике (三 池) провинции Тикуго. Однако проблема этой версии в том, что надпись на мече идет с добавкой «утсусу-нари» (ウ ツ ス ナ リ, букв. «копия») на обратной стороне хвостовика. Полная надпись при этом гласит:
Спереди: “Myōjun-denji sohaya no tsuruki” (妙純傅持 ソハヤノツルキ) Сзади: “utsusu-nari” (ウツスナリ)
Если это копия, то что за меч был взят за образец? В Хаккен-гу (八 剣 宮), храме комплекса Атсута-дзингу (熱 田 神宮) в Нагое (префектура Аити), сохранился меч, который некогда служил верой и правдой Саканоуэ Тамурамаро (полководец эпохи Хэйан, устраивавший геноцид айнов). Так вот в храмовых документах указано точно такое же имя, что и у нашего меча — 楚 葉 矢 の 剣, сохая но цуруги. Согласно легенде Саканоуэ приказал выковать ему короткий, но крепкий меч, способный выдержать удар не менее короткого и широкого меча варабитэ-то (蕨 手 刀), пользовавшегося почетом у северных айнов.
Еще одна теория апеллирует к религиозным смыслам и значениям. В древних японских свитках слог катакана ya (ヤ) часто произносился как ka (カ), например, в «Манъёсю» (万 葉 集) антологии японской поэзии 8-го века. Следовательно в старом произношении надпись «сохая» читается как «совака», а «совака» — японский аналог санскритского слова «сваха». Сваха — сакральное буддийское слово, акцентирующее внимание и часто указывающее на конец мантры (mikkyō, 密 教). «Сваха» можно перевести как «Возрадуйся!» или даже «Да будет так!». Поклонники данной теории предполагают, что у нынешней копии когда-то существовал настолько старый и проржавевший оригинал, что кузнец по незнанию истолковал концовку надписи сохака как сохая, прибавив проблем будущим потомкам.
Как бы то ни было, никто точно не знает что это за меч и откуда он взялся. Версия, набравшая наибольшее число лайков среди историков, гласит, что клинок является копией периода Муромати (1336-1573), выкованной упоминавшимся кузнецом Мицуё. Почему — лучше не спрашивайте, ибо в противном случае просто погрязнете в пучине очередных предположений, японских имен, буддийских терминов и слабых логических цепочек неуверенных в себе исследователей.