Часть первая, в коей рассказывается о молодом Головнине,
его первых баталиях, снаряжении опасной экспедиции,
приключениях в пути и коварном пленении японцами.
КЛЕТКА
В импровизированной тюрьме было темно, сыро и пахло свежеоструженной щепкой. Офицеры и матросы, брошенные в разные клетки, пребывали в недоуменном молчании, изредка подавая голос дабы отпугнуть наползающий страх. Было ясно, что выбраться из тюрьмы им вряд ли уже удастся — не для того японцы соорудили крепкий сарай с отхожими местами и мощными глухими стенами. Возле сарая, с наружной стороны, круглосуточно дежурили два солдатика императорских войск. Они то и дело заходили внутрь, осматривали клетки своими раскосыми подозрительными глазами и молча удалялись, чтобы вновь вернуться через положенное время, следуя японскому порядку и самурайской выправке. Впрочем, в этом не было особой нужды: подавленные мрачной обстановкой свежепостроенного каземата, русские моряки бежать пока не планировали.
Облокотясь на деревянные прутья, Василий Михайлович Головнин сидел на сырой японской земле и отчаянно силился понять, что же делать дальше. Мысли лихорадочно проносились в голове в тщетной попытке найти верное решение. Сказывалась усталость от проделанного пути, давление неизвестности и чужбина, с порога встретившая тюрьмой.
«Посредине сарая стояли две клетки, сделанные из таких же брусьев; они отделялись от стен и одна от другой коридорами. Первая из них назначена была для нас троих, а последняя для матросов и Алексея. Вход в них был так низок, что мы принуждены были вползать; дверцы состояли из толстых брусьев и запирались толстым железным запором; над дверцами находилась небольшая дыра, сквозь которую нам подавали пишу. При задних стенах клеток были небольшие чуланчики, с небольшими отверстиями на полу в ящики для естественных нужд».
Пока Василий Михайлович томится в ожидании своей судьбы, давайте вспомним с чего все началось. А началось все с корабля «Не тронь меня».
«НЕ ТРОНЬ МЕНЯ»
Шел 1790 год. Произведенный в гардемарины Головнин участвует в своем первом сражении против шведского флота в составе эскадры вице-адмирала Круза. В случае поражения враг возьмет в осаду Кронштадт, затем — Петербург, затем… затем сразу же наступит зима и враг проиграет, но пока… Бой продолжался два дня и закончился полным поражением шведов. Еще через месяц — снова баталия и снова победа: блокированный в Выборгском заливе шведский флот безуспешно пытался прорваться в море и был опрокинут русскими моряками.
Кровопролитные бои завершились в августе 1790 года подписанием мирного договора, и Головнин, награжденный медалью за храбрость (гос-во) и чаркой за молодость (кол-ги), вернулся к учебе, чтобы через несколько лет снова пойти в поход. На этот раз мы ввязались в распрю французов и англичан на территории Голландии, но какими бы храбрыми ни были наши морячки и кого бы там они в море не опрокидывали, а все же русско-английская экспедиция против наполеоновских войск не принесла России ни славы, ни выгод, обогатив разве что Англию, сумевшую русской кровью заполучить добротный голландский флот.
Кстати, об Англии. В 1805 году Головнин был направлен на суда английского флота дабы «ознакомиться с организацией морского департамента и, кроме того, наблюдать и изучать все отрасли хозяйства…». Впрочем, это все предписания, судьба им обычно не следует. Более того, она распорядилась Головниным не столько изучать отрасли хозяйства, сколько снова воевать с англичанами против наполеоновской Франции. С первых дней войны Василий Михайлович сражался во флоте англичан под командованием адмиралов Нельсона, Корнвалиса и Коллингвуда. Капитан фрегата «Фисгард» так отозвался о нем после одного ночного абордажного боя: «Дрался с необыкновенной отвагой и был так счастлив, что остался невредим». И снова медаль за храбрость (гос-во) и снова чарка за молодость (кол-ги).
И все же несмотря на войну, Головнин справился с задачей по изучению устройства английского флота и по возвращении на родину составил книгу «Военные морские сигналы для дневного и ночного времени», которую русский флот использовал в течение последующих 24 лет.
«ДИАНА»
В 1806 году в России случилось крупное географическое событие — из кругосветного путешествия вернулись Крузенштерн и Лисянский (имена вернувшихся моряков не сохранились). Страна уверенно встала на весло и хоть организация кругосветного плавания требовала немалых средств и усилий, Морское министерство решило снарядить еще одну экспедицию.
Выбор пал на опытного Василия Головнина, в чине лейтенанта принявшего командование шлюпом «Диана», небольшим трехмачтовым парусным кораблем. Основными целями экспедиции обозначили географические изыскания и гидрографические работы в Тихом океане, преимущественно в пределах России. По плану предполагалась оперативная разведка, картография и — главное! — никаких стычек с европейцами, благо французов и англичан в тех краях не водилось. Заодно поручили доставить разные материалы в Охотск, чтобы два раза не ездить.
25 июля 1807 года «Диана», отсалютовав Кронштадту, вступила под паруса и бодрым шагом направилась к первой точке своего маршрута — английский город Портсмут. В Портсмуте Головнину пришлось долго убеждать служивых англичан, что путешествуют русские исключительно с научными целями и никак не хотят навредить русско-английским отношениям, о ту пору подпорченным соглашением с Наполеоном.
Наконец, Головнину выдали разрешение на дальнейшее плавание и «Диана» продолжила свое путешествие на край света.
МЫС НЕДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
Удивительное дело, но вплоть до мыса Доброй Надежды с «Дианой» не приключилось никаких привычных морякам напастей: ни тебе цинги, ни штормов, ни пиратов. Беда пришла от привычных уже англичан у мыса Доброй Надежды, которые объявили шлюп «задержанным по чрезвычайным обстоятельствам». Только выбитый с трудом портсмутский пропуск избавил «Диану» от участи обычного призового судна. Шлюп завели вглубь залива, поставили под пушки английского флагмана, окружили мелкими судами и принялись закидывать Лондон вопросами о том, что же делать дальше с внезапными русскими. При этом, чтобы русским мыс не показался курортом, им отказали в пополнении продовольствия.
Прошло восемь муторных месяцев. Прибывшие депеши из Лондона ситуацию не прояснили: О «Диане» и русских — ни слова. Минуло еще несколько месяцев и снова тишина. Положение становилось отчаянным из-за нехватки съестных припасов, и по зрелом размышлении Головнин решился на побег. План был до безумия прост: уйти из-под пушек английского флагмана, проскользнуть мимо судов-сторожей, вырваться в открытое море и, благословясь, с пустыми трюмами уйти за горизонт. Успех дела зависел от решительности и хладнокровия командира и храбрости экипажа. Поприветствовав решение капитана троекратным «ура!», команда принялась готовиться к дерзкому побегу.
Вот как описывает сам Головнин уход «Дианы»:
«Наконец, 19 мая (1809 года) сделался крепкий ветер. На вице-адмиральском корабле паруса не были привязаны, а другие военные суда, силою превосходящие «Диану», не были готовы итти в море. По сигналам с гор, мы знали, что видны два больших судна, лавирующих в заливе, которые могли быть военные и, может быть, фрегаты, но им невозможно было приблизиться к выходу раньше ночи. Так как положение наше оправдывало всякий риск, то, приготовясь к походу и в сумерках привязав штормовые стаксели, в половине седьмого часа вечера, при нашедшем сильном шквале с дождем и пасмурностью, я велел отрубить канаты и пошел под штормовыми стакселями в путь. Офицеры, гардемарины, унтер-офицеры и рядовые – все работали до одного на марсах и реях. В десять часов вечера мы были в открытом океане. Арест наш на мысе Доброй Надежды продолжался год и 25 дней».
ПРИБЫТИЕ НА КАМЧАТКУ
И снова удача: ни цинги, ни штормов, ни англичан. Более того, в течение 51 дня «Диана» не повстречала ни одного корабля на своем пути. Положение снова становилось отчаянным, еды катастрофически не хватало. Но тут внезапно выручила родина, показав на горизонте краешек своих необъятных земель. Острые скалы, сопки, поросшие лесом, далекие горы, пена прибоя – величественная и угрюмая картина родной стороны. «Будто сам сатана», – говорили матросы, – расположился здесь лагерем». Лагерь назывался Петропавловск-Камчатский, который как и сейчас больше походил не на город, а на селение. Несколько десятков приземистых домиков, православная церквушка, магазины Российско-Американской компании – вот, пожалуй, и все, что тут было.
Перезимовав в Петропавловске-Камчатском, свежеиспеченный капитан-лейтенант Головнин принялся за изучение северо-западного берега Америки, неумолимо приближаясь к землям потенциального противника. Исследовательский сезон закрыли на острове Кадьяк, где располагалась фактория Российско-Американской компании во главе с «главным правителем Русской Америки» — Барановым. Баранов сей хоть и был мужчиной с седьмым десятком за плечами, но отличался крепким сложением и энергичным характером. Под его начальством на острове возвели крепостные укрепления и отстроили богатую библиотеку с ценными коллекциями книг о путешествиях и открытиях.
Перезимовав еще раз в Петропавловске, Головнин решил приступить к гидрографическим работам в южной группе Курильских островов, на Шантарских островах и у Татарского берега. 4 мая волны Великого океана подхватили «Диану» и снова направили шлюп к землям потенциального противника, и на этот раз противник не дремал. Плавание прервалось очень скоро и очень печально.
ЗАЛИВ ИЗМЕНЫ
Дело было так. В июле Головнин с семью спутниками ступил на берег острова Кунасири и пошел по направлению к местным поселковым. Как всегда, русские были вооружены только подарками и дружескими чувствами к местному населению. Японцы же питали чувства менее дружеские по одной простой причине: «за несколько лет перед сим русские суда два раза нападали на японские селения и все, что в них ни нашли, то или увезли с собою или сожгли, не пощадив даже ни храмов, ни домов, ни съестных припасов». Как вы уже догадались, это была знаменитая экспедиция Резанова, который вместе с лейтенантами Хвостовым и Довыдовым учинили настоящую «юнону и авось» местным японцам. Огоньку в сей винегрет добавили еще и голландцы, которые активно очерняли русских и англичан, дескать одни захватят Китай и Японию по суше, а другие — по морю.
Посему японцы при встрече вели себя подозрительно и хитро улыбались, но все же обменялись с русскими моряками скудными припасами и водкой, а также выпили, покурили и попытались уверить друг друга в добром расположении. Поутру же хитрые японцы отправили русских в известном направлении, снабдив предварительно разрешительной бумагой. Куда послали — туда и пошли. После продолжительной болтанки в море, корабли Головнина наконец-то увидели очередные японские берега и крепость на них. Снарядив шлюп, моряки радостно поплыли к японцам общаться. А зря. Не успел шлюп приблизиться на расстояние пушечного выстрела, как из крепости принялись по ней палить прицельным огнем. Ничего не оставалось, как развернуться и грести что есть силы обратно к кораблю. Положение спасла только ущербная криворукость местных канониров: ядра пролетали мимо и плюхались вдали от одинокого шлюпа русских моряков.
«Бесчестный их поступок крайне огорчил меня. Я думал, что одни только дикие в состоянии поступить таким образом: видя небольшую шлюпку с семью человеками, едущую прямо к ним, и подпустив вплоть к батареям, они стали в нее палить, так что от одного ядра все бывшие на ней могли бы погибнуть».
Но раз приехали — не поворачивать же обратно? Меж русскими и японцами началась муторная попытка коммуникации в стиле фантастического фильма «Прибытие». В ход шли белые флаги, пустые шлюпы, рисунки и пиктограммы самого что ни на есть кроманьонского вида. В конце концов, японцы вышли на контакт, дабы с помощью улыбок, поклонов, сакэ и табака узнать кто к ним приехал и зачем. Однако же, если в прошлую встречу с японцами Головнин ответствовал, что мы приехали торговать, то в этот раз уверял их, что экспедиция носит географический характер и просто сбилась с пути, возвращаясь в Петербург. Японцы активно кивали и соглашались, но потом выдали неожиданное, что русские-де привирают, ведь раньше говорили иное. Головнину пришлось выкручиваться, а японцам — снова кивать и подозрительно улыбаться.
В следующую встречу японцы соорудили добротный банкет, сидели все разряженые, улыбчивые и при полном вооружении. Головнин же сотоварищи хоть и был разодет по европейской моде, но совершенно без оружия, окромя пары шпаг. Однако это не смутило ни японцев, ни русских — все расселись по столам, стали пить и общаться. Казалось, вечер будет томным и скучным, если бы не одно «но»: в процессе общения японцы упомянули, что они бы и рады русским помочь, но все равно еще боятся, нужно посоветоваться с местным губернатором, а для чего неплохо бы оставить заложника, офицера какого-нибудь.
Уже зная медлительную натуру японцев, Головнин смекнул, что совет с губернатором может затянуться минимум на месяц, поэтому отказался от идеи с заложником, стал внезапно подозрителен и решил «итти» домой. И тут понеслось: самураи и русские повскакали со своих мест, японский начальник принялся что-то орать охране, окружающие самураи похватали катаны и бросились к русским офицерам. Делать было нечего, как броситься бежать в ответ. Но не тут-то было: японцы были готовы к такому повороту событий и — внезапно — не порубали отступающих русских, а принялись бросать им под ноги всяческий мусор дабы те споткнулись и повалились на пол. Что, собственно, и произошло: повалившихся русских оперативно скрутили и вывели из помещения. Вечер был испорчен (о чем нужно было поблагодарить Резанова с его «Юноной» и «Авосью», отметил японский начальник, присовокупив, что ежели русских отпустить, то потом всему японскому гарнизону кишки по кустам размотают).
На этом дружеское общение закончилось и начались мелкие казематы и многодневное пеше-лодочное конвоирование в другой город в свежевыструганный каземат, где мы и оставили наших героев в самом начале повествования.
Впереди была японская неизвестность, пытка темными сырыми казематами и, скорее всего, смерть.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
